Ноябрь 1918 г. Благовещенск. Из предсмертного письма венгерского интернационалиста, расстрелянного белогвардейцами.
Военно-полевому суду в Благовещенске от бывшего офицера австро-венгерской армии Л. Лискаи.
Господа!
Вы нашли предлог, чтобы приговорить меня к смерти через расстрел, не ожидая окончания предварительного расследования. Хотя такого рода конец для солдатского сердца самый желательный, я возбудил протест перед комиссией предварительного расследования сразу же после вынесения мне приговора.
Почему? Не потому, что я возмущен вашим «неюридическим» делопроизводством. Я очень хорошо знаю, что вы все принадлежите к разряду палачей, что убийство является вашей специфической социальной функцией и юридическая процедура совсем не соответствует вашим желаниям и деяниям. Но, как солдат, как бывший офицер, я хочу высказать вам, которые служат и носят звание офицера, мое последнее мнение. Отсюда мое стремление получить короткую отсрочку. Как я уже говорил, я бывший офицер, то есть офицер австро-венгерской армии, и в качестве такового после двухлетней полевой службы, после двухлетнего пребывания в компании вам подобных говорю теперь.
Весной этого года я бежал из лагеря, пребывание в котором было весьма неприятным, и, пользуясь сепаратным миром, заключенным между РСФСР и центральными державами, хотел скорейшим образом попасть на родину. Мое путешествие на запад не увенчалось успехом. Фронт, возникший в результате предательства чехословацких солдат, стал непреодолимой преградой. Короче говоря, за Иркутском я попал в руки интернационалистов, которые задержали меня как офицера и как предполагаемого шпиона заперли на замок.
Случилось так, что охранять меня поставили тех людей, которые в свое время на фронте находились под моим командованием и вместе со мной попали в плен. Из опыта других я уже знал, как эти люди, и, конечно, не без оснований, ненавидят офицеров, и поэтому не ожидал ничего хорошего. Но произошло обратное.
Мое представление об интернационалистах как о «банде грабителей» - типичное мнение офицера - исчезло. Я видел перед собой людей, которые проникнуты сознанием справедливости и гуманизма в гораздо большей степени, чем все генеральные штабы и офицеры земного шара, вместе взятые. Вы, господа, как раз и являетесь ярким доказательством правильности этого утверждения.
Не буду долго рассказывать. Короче говоря, за этим моим открытием последовало другое (после подробных бесед с командой моих стражей), что эти люди являются сознательными борцами за новый мир, лучший порядок на земле , что социализм далеко не то, что думает о нем средний офицер.
Думать, что теперь я смогу снова стать прежним, являлось бы бесполезным заблуждением. Вы даже не понимаете, вы не способны понять, что завтра над вами, как наемниками капитализма, нависнет смертельная опасность.
Итак, самый кратчайший путь вел теперь на фронт вместе с моей командой, которая за меня поручилась. Ведь на фронте была большая нужда в обученных военному делу и преданных командирах.
Во время этого этапа моей жизни я не заслужил ни одного упрека. Никогда раньше не сражался я так охотно, как вместе с этими людьми. Теперь, будучи солдатом, я испытал двойное наслаждение. Теперь, первый раз в жизни, я действительно знал, за что я борюсь, и армия, в рядах которой я сражался, тоже понимала это, до единого человека.
К сожалению, нам не повезло. «Военное счастье нам не улыбнулось» - как принято говорить...
Теперь самая суть. В вашем обвинении и в вашем обосновании приговора говорится, что я, согласно таким-то и таким-то параграфам царского кодекса, являюсь «шпионом германского генерального штаба и должен быть расстрелян». Ну, господа, как говорят венцы, «это уже слишком».
То, в чем вы меня обвиняете в обосновании вашего возмутительного убийства, используя для этого подлую демагогию, достаточно доказывает, что вы относитесь не к деморализованным элементам, а к самым утонченным палачам мира. Как смеете вы называться офицерами! Ведь вы не достойны этого звания, и новое общество устранит вас, как опасный пережиток старого порядка.
Это единственный пункт, против которого я протестую самым энергичным образом. Заметьте, господа, я протестую не против моей казни, не против смертного приговора, а против бессмысленного утверждения, что я агент германского генерального штаба - той клики продажных наемников буржуазии, ради уничтожения которых я, к сожалению, сделал все-таки очень мало, но для чего я отдал бы десять жизней, если бы было возможно.
Это, собственно говоря, главная причина моего послания к вам - все другое не имеет значения. Итак, я совершенно готов последовать за вашими холопами-палачами в любую минуту.
Я умираю убежденным и спокойным и желаю вам, господа, скорейшим образом пережить то же.
Л. Л и с к а и.
Центральный государственный архив Советской Армии, ф. 28361, д. 450, лл. 195-222.
Манусевич А.Я. Пролетарии всех стран... Документы интернационалистов//Историко-биографический альманах серии "Жизнь замечательных людей". Т.4. 1967. C.182-184.
выложено тут
П.С.
1. Ему повезло, что расстреляли, а не повесили, ибо это "солдат-пленный Австрии" впрягшийся в Гр.Во. другого государства.
2. Как же хорошо на тогдашнен население ложилась большевистская пропаганда, говоря совремнным языком - "Развели лохов"
Военно-полевому суду в Благовещенске от бывшего офицера австро-венгерской армии Л. Лискаи.
Господа!
Вы нашли предлог, чтобы приговорить меня к смерти через расстрел, не ожидая окончания предварительного расследования. Хотя такого рода конец для солдатского сердца самый желательный, я возбудил протест перед комиссией предварительного расследования сразу же после вынесения мне приговора.
Почему? Не потому, что я возмущен вашим «неюридическим» делопроизводством. Я очень хорошо знаю, что вы все принадлежите к разряду палачей, что убийство является вашей специфической социальной функцией и юридическая процедура совсем не соответствует вашим желаниям и деяниям. Но, как солдат, как бывший офицер, я хочу высказать вам, которые служат и носят звание офицера, мое последнее мнение. Отсюда мое стремление получить короткую отсрочку. Как я уже говорил, я бывший офицер, то есть офицер австро-венгерской армии, и в качестве такового после двухлетней полевой службы, после двухлетнего пребывания в компании вам подобных говорю теперь.
Весной этого года я бежал из лагеря, пребывание в котором было весьма неприятным, и, пользуясь сепаратным миром, заключенным между РСФСР и центральными державами, хотел скорейшим образом попасть на родину. Мое путешествие на запад не увенчалось успехом. Фронт, возникший в результате предательства чехословацких солдат, стал непреодолимой преградой. Короче говоря, за Иркутском я попал в руки интернационалистов, которые задержали меня как офицера и как предполагаемого шпиона заперли на замок.
Случилось так, что охранять меня поставили тех людей, которые в свое время на фронте находились под моим командованием и вместе со мной попали в плен. Из опыта других я уже знал, как эти люди, и, конечно, не без оснований, ненавидят офицеров, и поэтому не ожидал ничего хорошего. Но произошло обратное.
Мое представление об интернационалистах как о «банде грабителей» - типичное мнение офицера - исчезло. Я видел перед собой людей, которые проникнуты сознанием справедливости и гуманизма в гораздо большей степени, чем все генеральные штабы и офицеры земного шара, вместе взятые. Вы, господа, как раз и являетесь ярким доказательством правильности этого утверждения.
Не буду долго рассказывать. Короче говоря, за этим моим открытием последовало другое (после подробных бесед с командой моих стражей), что эти люди являются сознательными борцами за новый мир, лучший порядок на земле , что социализм далеко не то, что думает о нем средний офицер.
Думать, что теперь я смогу снова стать прежним, являлось бы бесполезным заблуждением. Вы даже не понимаете, вы не способны понять, что завтра над вами, как наемниками капитализма, нависнет смертельная опасность.
Итак, самый кратчайший путь вел теперь на фронт вместе с моей командой, которая за меня поручилась. Ведь на фронте была большая нужда в обученных военному делу и преданных командирах.
Во время этого этапа моей жизни я не заслужил ни одного упрека. Никогда раньше не сражался я так охотно, как вместе с этими людьми. Теперь, будучи солдатом, я испытал двойное наслаждение. Теперь, первый раз в жизни, я действительно знал, за что я борюсь, и армия, в рядах которой я сражался, тоже понимала это, до единого человека.
К сожалению, нам не повезло. «Военное счастье нам не улыбнулось» - как принято говорить...
Теперь самая суть. В вашем обвинении и в вашем обосновании приговора говорится, что я, согласно таким-то и таким-то параграфам царского кодекса, являюсь «шпионом германского генерального штаба и должен быть расстрелян». Ну, господа, как говорят венцы, «это уже слишком».
То, в чем вы меня обвиняете в обосновании вашего возмутительного убийства, используя для этого подлую демагогию, достаточно доказывает, что вы относитесь не к деморализованным элементам, а к самым утонченным палачам мира. Как смеете вы называться офицерами! Ведь вы не достойны этого звания, и новое общество устранит вас, как опасный пережиток старого порядка.
Это единственный пункт, против которого я протестую самым энергичным образом. Заметьте, господа, я протестую не против моей казни, не против смертного приговора, а против бессмысленного утверждения, что я агент германского генерального штаба - той клики продажных наемников буржуазии, ради уничтожения которых я, к сожалению, сделал все-таки очень мало, но для чего я отдал бы десять жизней, если бы было возможно.
Это, собственно говоря, главная причина моего послания к вам - все другое не имеет значения. Итак, я совершенно готов последовать за вашими холопами-палачами в любую минуту.
Я умираю убежденным и спокойным и желаю вам, господа, скорейшим образом пережить то же.
Л. Л и с к а и.
Центральный государственный архив Советской Армии, ф. 28361, д. 450, лл. 195-222.
Манусевич А.Я. Пролетарии всех стран... Документы интернационалистов//Историко-биографический альманах серии "Жизнь замечательных людей". Т.4. 1967. C.182-184.
выложено тут
П.С.
1. Ему повезло, что расстреляли, а не повесили, ибо это "солдат-пленный Австрии" впрягшийся в Гр.Во. другого государства.
2. Как же хорошо на тогдашнен население ложилась большевистская пропаганда, говоря совремнным языком - "Развели лохов"